Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лёша посмотрел на Гошу, сфинксом сидящего в прихожей на табурете и попросил его:
– Друг, если кто придёт – откроешь, со скуки можешь и рюмочку пропустить. А мы тут пошушукаемся.
– Так бы сразу и сказал. Шушукайтесь, я смотреть не буду, – ответил Гоша, отворачиваясь.
Алексей увел Машу в спальню, насильно усадил её на застеленную кровать, крепко поцеловал и присел у её колен на корточки. Поцеловал так, что Маша поняла – он с ней прощается. Она погладила его по спине, прошептала в ухо:
– Все будет хорошо, АЛёшка.
– Я знаю – и тебя, и что всё будет хорошо, – тоже шепотом ответил он. – А теперь вернемся к прозе, Маша. Дорога у тебя будет дальняя, деньги, какие у тебя будут, ни в сумочку, ни в рюкзак, ни в чемодан не клади. Всегда держи их при себе и в разных местах.
Маша усмехнулась:
– Да на мне не так уж и много места, Алёша.
– Много, много, просто ты сама об этом не знаешь, – подначил Алексей. – В лифчик и в трусы не прячь. Понятно?
– Ну, ты даёшь! А куда же ещё?
Алексей вытащил из кармана пачку эластичных бинтов и кольцо клейкой ленты.
– У женщин те места, что прикрываются лифчиками и трусиками, самые вожделенные, особенно для мужиков. Ты уж мне поверь. Так что деньги на карманные расходы держи лучше в кармане, потому что все воры знают, что женщины таскают деньги в сумочках. А воров и лохотронщиков сейчас в крупных городах столько, сколько блох на собаке не бывает.
– Ты меня пугаешь, Алёшка.
– Ты сколько в Москве не была?
– Ну, давненько, конечно. Хотя, вот когда к Сашке ездила…
– Вот потому и пугаю, потому что, как известно, пуганая ворона и куста боится. Вобщем, лишние деньги будешь приматывать клейкой лентой к ногам или рукам и надевать на эти места эластичные бинты, получается вроде повязки. Проверено, это самые надежные места и подозрения не вызывают. Дальше. Крупные деньги при первой же возможности поменяй на мелкие, только не на улицах, а в обменном пункте, и не спеши менять на рубли. Ну, тут тебе объяснять не надо.
Маша засмеялась:
– Ой, какой ты у меня умненький и жадненький Буратино! – Она шаловливо всплеснула руками и обняла Алексея за шею, еле сдерживая слезы. В это время в прихожей послышался шум. Алексей тихонько отстранил Машу.
– Ну, пошли, мать, видать, гости заявились.
Галина уже сидела на кухне за столом и метала в рот все, что послал ей Бог и машин холодильник. При этом она трещала, как сорока, защищающая своё гнездо:
– Ты, Гошка, у нас неприкаянный, растрепанный, неухоженный какой-то, от тебя пещёрой несет. Тебе бы дубинку в руки, шкуру на голую задницу и питекантропочку посисястей – вот это твоё! А ты болтаешься в нашей цивилизации, как говяшка в море, и не знаешь, к какому берегу прилепиться.
Гоша слушал её болтовню с улыбкой на лице, с наслаждением даже, как слушает искушенный слушатель арию в исполнении Паваротти или Карузо. Маша вошла на кухню и тут же цыкнула на подругу:
– Галка, хватит задираться! Ну что ты мужика теребишь, неравнодушна, что ли?
Галина взвилась:
– Это я-то, к нему неравнодушна?! Ха!
– Ну, ха, так ха. А вот только к твоему берегу почему-то никакая говяшка не пристала. – Маша повернулась к Гоше. – Гоша, хоть ты бы приручил эту дикую женщину.
Гоша довольно ухмыльнулся:
– Попробовать можно.
Галина пообижалась ровно минуту, а потом затараторила снова. Но её уже никто не слушал, все ждали, что придёт ещё кто-нибудь. И гость не заставил себя ждать. Гриша Парятин был как всегда точен. Хозяйка пригласила его к столу и налила водки. Гриша взял в свою пятерню, похожую на экскаваторный ковш, рюмку и выдохнул:
– Ну, Маша, семь футов тебе под килем.
Выпив, он степенно отправил в рот ложку салата, прожевал и протянул Маше конверт:
– На, старушка. Можешь не считать, тут и зарплата и отпускные. Ты уж там не задерживайся, в срок ждём к родным берегам.
Пока сидели на дорожку, Маша делала Галине последние наставления:
– Цветы не забудь поливать… Раз в неделю, не больше, а то сгниют… Дверь на оба замка закрывай… Пыль протирай и проветривай… Холодильник размораживать не забудь, в нем лед быстро намерзает…
– Ой, да отстань ты, репей, – отмахнулась лениво и рассеянно Галина. – Будто я первый раз.
Московский фирменный поезд уже стоял на первом пути, когда они подъехали на Лёшкиной машине к вокзалу. На привокзальной площади и на перроне царили суета, прощальные наставления, плачи, крики, стоны и молчание. Электрические часы на фасаде здания давали ещё двадцать минут на прощание. Лёшка, подтащив чемодан к вагону, куда-то исчез.
Маша не любила этих ахов и вздохов при прощании, но сейчас с умилением смотрела на своих друзей и непрестанно улыбалась, не замечая, что похожа в эти минуты на бледную глупую куклу.
– Ты, Маша, понапористей там с военными бюрократами, они кроме командного голоса другого языка не понимают, – потрясая кулаком, напутствовал её «растрёпанный, неприкаянный» Гоша. – Это они с виду только такие открытые: заходите, мол, милости просим, пожалста, а на самом деле попасть к ним, что к Богу на прием. Или как в элитный ресторан – мимо швейцара без десятки не пройдёшь…
Галка, схватив подругу за руку, прижалась головой к её плечу и, как ни странно, молчала. Маша знала такое её состояние: это означало, что душевное смятение парализовало на время её бойкий язычок, и теперь подружка отойдёт, когда поезд тронется.
Парятин стоял чуть поодаль, широко, по-моряцки, расставив ноги и засунув кулачищи в бездонные карманы штанов, где бутылка водки чувствовала бы себя, как камешек в двухсотлитровой бочке. Он ничего не говорил, а лишь тихонько насвистывал «Прощание славянки», и Маша знала, что так он прощается с ней. Наверное, в эти минуты он вспоминал, как когда-то уходил в далекие походы на корабле.
Но где же Лёшка? Маша огляделась и увидела, как из-за будки «комка» с каким-то веником в руке выскочил Алексей. Кожаной кепки на нем не было, и лысина блестела от пота. Он подбежал к Маше, сунул ей в руки «веник», который оказался огромным букетом белых хризантем, и просто сказал:
– На, это тебе, Машенька.
– Зачем? – сморозила Маша.
– Как зачем – продавать будешь!
Все засмеялись. Маша глупо захлопала натушенными ресницами и бросилась к Лёшке на грудь.
– Лё-ё-ё-шень-ка, прости! Я думала совсем о другом! Ой, да ты простудишься! Где ж ты кепку-то потерял?
– Да ну её, кепку эту, – отмахнулся Алексей. Он обнял её и шепнул: – Я знаю, о ком ты думаешь, милая моя. Передавай ему большой – большой привет и скажи, что если он, поганец эдакий, будет надо мной издеваться в письмах – задницу надеру!
Прокричал тепловоз, чуть поддернул поезд, и загрохотавшие сцепки подали знак к последним прощальным поцелуям и объятиям. Перрон загудел, завыл, заплакал, засмеялся, закричал, и половина человеческого роя полезла в летки вагонов.
Маша быстро со всеми расцеловалась, оттолкнула их от себя и, подхватив сумочку и чемодан (рюкзак ещё раньше затащил Гриша Парятин), полезла по железным ступеням. Найдя в купе место, села у окна. И только сейчас, через стекло, она услышала истеричный голос любимой подруги. Галина словно очнулась от спячки, она прыгала у вагона, махала руками и кричала, перебивая все шумы станции:
– Машенька, за квартиру не беспокойся! Буду убирать, поливать цветы, закрывать на два замка! Обязательно напиши или позвони! Сашку поцелуй от меня!
Сцепки тихонько лязгнули, и перрон вместе с людьми покатил назад, а Галка бежала рядом и все прыгала, дергая руками за мочки ушей, показывая на карманы, прижимая кулачки в зеленых варежках к груди и посылая воздушные поцелуи. Маша махала ей рукой, пока её фигура не растаяла в темноте. Вскоре потух и вокзал, и сам город, а Маша все сидела у окна, подперев ладонью подбородок и уставившись заплаканными глазами в темноту.
Она вспоминала этих милых и дорогих её сердцу людей, которые расцветили её жизнь, и не знала, что Гошка, этот рыжий, лохматый бомж, так и не продал её «япончика», а дал ей под него свои деньги, потому что не любил не сдерживать слова; она не знала, что на работе ей не выдали ни получки, ни отпускных, потому что в кассе осталось всего две тысячи остатка, и Гриша принес ей то, что собрали её коллеги по работе; она ещё не знала, что в правый карман её пальто Галка потихоньку положила свои любимые золотые сережки с бирюзой; она не знала, что букет хризантем, который лежал перед ней на столике, Лёшка насобирал у всех торговок и бросил им все деньги, которые у него были с собой, потому что боялся опоздать проводить Машу. Она не знала многого, эта ещё молодая мать солдата, потому что все испытания были у неё впереди.
Часть вторая
1
Москва! Ах, как ласкает этот звук слух провинциала, который влюбляется в неё без памяти по буклетам, открыткам, кинофильмам и телевидению, по слухам, по Гиляровскому, по захлебывающимся рассказам знакомых, которые, побродив по Красной Площади, по ГУМу, по ВДНХ, по Тверскому бульвару, по рощам и паркам Сокольников, утверждали, что красивеё города на земле нет. Ах, какие там метро, дворцы, архитектурные ансамбли, храмы, концертные залы, улицы, площади! Ах, ах! И вокзалы. О них упоминалось, как о большом фасаде, надвигающемся на тебя во время прибытия в первопрестольную. О них почти ничего не рассказывали, человек вроде бы здесь был и вроде бы не был. Так, пробежал от поезда до метро. Но это для провинциалов. А для коренных москвичей вокзалы – это целый мир. О них можно писать поэмы, романы, эпопеи, саги, и всё равно ничего не расскажешь.
- Жёлтый вождь - Майн Рид - Исторические приключения / Прочие приключения
- Баю-баюшки-баю, не ложися на краю - Маша Скворцова - Прочие приключения / Прочее / Фэнтези
- Слёзы гарпий - Елена Сергеевна Зарубова - Боевая фантастика / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Милость! - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Поход - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- В Петербурге - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Корабль в бурю - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Степан Груздев - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Кочующий Мрак - Яна Саковская - Попаданцы / Прочие приключения
- Нелли девочка с красным бантиком - Габриэла фан - Прочие приключения / Прочее